Монастырь и кошка - Юрий Меркеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сегодня как раз тот случай, – пробормотал Чаликов.
– Ну, присаживайся, рассказывай, – смягчился Василий.
– Я больше не могу, – начал художник, – не могу вести двойную жизнь. Не могу и не хочу доносить на кого-то. Измучился я. Не по мне это. Хотите, судите мня за кражу книг, но агентом я больше не буду.
– Совесть замучила? – участливо спросил Пригожин.
– Да.
– Ох уж мне эти интеллигенты, – проворчал оперативник, и, вытащив из кармана бумажник, достал сто рублей и положил на стол перед Чаликовым. – Этого хватит?
– Вы меня неправильно поняли, – покраснел Сергей. – Я действительно больше не могу быть Рафаэлем.
Василий внимательно посмотрел на Чаликова, опытным взглядом уловил перемену в его лице и повадках, и, наконец, забрал сотню со стола и сунул ее обратно в бумажник.
– Что ж, неволить я тебя не могу, Сергей Иваныч, – сказал Пригожин, – если ты действительно взялся за ум, Бог тебе в помощь. А если это так, временное настроение, знай, что вход у нас рубль, а выход – два. Проколешься где-нибудь, прибежишь ко мне за помощью, милости просим. Но уж тогда не обессудь. Носить тебе псевдоним Рафаэль до конца дней твоих. Понял?
Чаликов кивнул.
– Ну, а теперь иди. О нашем разговоре никому ни слова. Сергей Иванович Чаликов, свободный гражданин России.
– Спасибо, – брякнул Чаликов.
– Да иди уж, – махнул рукой Пригожин. – Не попадайся смотри!
Чаликов вернулся домой с ощущением воина, только что сразившегося с двумя драконами и победившего их. Давно не посещавший его покой вселился в душу. Тревожила только странная болезнь зрения, однако и она сегодня себя никак не проявляла. Очевидно, думал Чаликов, она заявит о себе в церкви, когда я пойду на встречу с Ильей Перваковым.
Чаликов едва дождался назначенного времени и чуть не бегом отправился к храму. Перваков уже ждал его, прохаживаясь у открытых дверей церкви. Вид у него был усталый, с дороги, однако он ласково улыбнулся другу, который, поздоровавшись, в нетерпении спросил его:
– Ну, что, Илья? Видел ли ты старца? Что он сказал тебе?
Отец Илия загадочно улыбнулся и, взяв Чаликова за руку, ввел в храм. Сергей ахнул, увидев убранство церкви во всем своем естестве.
– Старец сказал, что сегодня ночью родилась новая христианская душа, – ответил священник. – Так что, прими, дружище, мои поздравления.
Маша Луговая
рассказ
В моей комнате на книжной полке в углу рядом с бумажными иконками стоит крохотный янтарный слонёнок.
Янтарь – камень тёплый. Когда берёшь изделие из него, кажется, что прикасаешься к живому теплокровному существу – застывшему в древней хвойной смоле солнечному зайчику.
Впрочем, мой янтарный слонёнок – это свидетель отнюдь не радостных событий. А произошли эти события уже более тридцати лет назад в небольшом приморском городке Светлогорске, расположенном на побережье Балтики.
Был конец сентября. Купальный сезон закончился. Холодные дожди, движимые муссонными ветрами, вымывают с побережья даже самых закалённых любителей пляжного отдыха. Остаются так называемые туземцы, то есть местные жители, а так же иностранные туристы, чаще всего из Германии, ностальгирующие по родине предков.
Когда ветер усиливается, море начинает штормить. И тогда на побережье можно встретить кустарей-одиночек нелегального промысла – янтарных старателей. Одетые в плотные рыбацкие костюмы, с огромными сачками наперевес, они неторопливо прохаживаются вдоль берега и ждут волну. Ждать большой волны приходится недолго. Когда взвинченная спираль морской громадины высотою в два человеческих роста с грохотом обрушивается на волнорезы и вырывает из-под них чёрные сгустки тины, ловцы смело бросаются в воду и резкими уверенными движениями крепких рук подхватывают их и уносят к дамбе, чтобы морская пучина не забрала добычу обратно.
Через два-три часа нелёгкой работы у дамбы вырастают тёмно-зелёные пирамидки высотою с голенище рыбацкого сапога. Тогда утомлённые старатели переводят дух, откладывают сачки в сторону и начинают аккуратно ворошить выловленную тину. Чего только не обнаружишь в этих своеобразных фильтрах морских глубин! Отшлифованные временем и солёной водой осколки разноцветных стеклянных бутылок, издали похожие на сахарные петушки; окаменевшие останки моллюсков, известные в обиходе как чёртовы пальцы; ракушки, раковины, сгнившие останки рыб, клочки оборванной рыболовной снасти и бытовые безделушки, выброшенные за борт каким-нибудь туристом или матросом с военного корабля. Но встречается в тине то главное, ради чего старатели мужественно претерпевают и холод, и дождь, и волны. Это – янтарь! Какое волшебное солнечное слово – янтарь. Застывшие слёзы сестёр Фаэтона, рождённого от бога Солнца и земной женщины, символ нежности, покоя, любви.
Янтарь бывает разных размеров и форм. Встречается плоский камень – «перстневка» – величиною с ладонь ребёнка. Реже попадается круглый янтарь – «кругляк», – наиболее ценный на чёрном рынке. Из кругляка кустари, как правило, делают бусы. А если камень очень крупный и имеет какие-нибудь реликтовые вкрапления, вроде застывшего комара, то такому цены нет.
Во время шторма по всему побережью возбуждённо голосят чайки. Их резкие, по-хозяйски требовательные голоса смешиваются в крикливую какофонию – так, точно в симфоническом оркестре остались одни скрипки, и те ужасно расстроенные, – ведь люди, так похожие внешне на рыбаков, оставили после себя лишь развороченные куски грязной тины и ничего съедобного, какой ужас! Если внимательно прислушаться к этому крикливому концерту, можно отчётливо различить нотки недовольства и обиды.
В Светлогорск в тот вечер я приехал, чтобы встретиться с редактором одного местного литературно-художественного журнала и обговорить условия дальнейшего сотрудничества с ним, а заодно получить скромный гонорар за короткий рассказ на морскую тему.
Начинало темнеть, ветер усиливался. Редактора в условленном месте не было. Встретиться мы должны были на набережной около канатной дороги. Редкие прохожие, подняв воротники и кутаясь в капюшоны, торопились в уютные тёплые дома и квартиры. С окончанием купального сезона канатную дорогу закрывают. Металлическую кабинку фуникулёра приковывают замками к чугунным поручням-кнехтам, чтобы ветер не сорвал её с места и не бросил бы в море. Ветер усиливался, грозя перерасти в настоящий ураган. Кабинка со скрипом покачивалась, издавая противный жалобный стон. На мгновение я закрыл глаза и постарался сосредоточить внимание на разноголосом концерте из шума волн, свиста ветра, шелеста дождя, воплей чаек, скрипуче-органного сопровождения покачивающихся корабельных сосен. Это было похоже на симфонический оркестр, который настраивается сыграть патетическую симфонию расставания прибалтийской природы с летом.
Редактор явно не торопился на встречу, возможно, забыл о ней. Чтобы скоротать время ожидания, я решил спуститься по деревянной лестнице к морю. На мне была тёплая непромокаемая болоньевая куртка с капюшоном, поэтому ветер, дождь и брызги солёных волн мне страшны не были. Пустынный пляж уходил в свинцово-серую перспективу, проваливаясь в чёрный тоннель. Редкие уличные фонари набережной отбрасывали сверху на берег чахлый жёлтый цвет и расплывались мутными акварельными кляксами. Проходя мимо груды валунов, которыми обычно укрепляют дамбу, я обратил внимание на едва различимый на фоне тёмных камней человеческий силуэт. Странно было встретить в такую погоду у моря человека – по меньшей мере, странно. Я вгляделся в силуэт и увидел девушку… девочку… привидение…
Она была одета по-летнему: в джинсы, в кроссовки, в лёгкую ветровку. Я подошёл ближе. Незнакомка дрожала быстрой мелкой дрожью, острый подбородок и тонкие губы её посинели от холода. Из-под светлых волос проглядывало совсем ещё юное личико – личико подростка. Неподвижным взглядом она смотрела на море и что-то беззвучно шептала, была явно не в себе.
– Простите, – начал я робко, боясь каким-нибудь неосторожным словом или движением испугать девушку. Она вздрогнула и посмотрела на меня, как сквозь туман. – Как вас зовут? Что вы здесь делаете? – спросил я.
– Ничего-ничего, – ответила она судорожно, так, будто испытывала страшную физическую боль. – Ничего, ничего, – повторила она и вдруг беззвучно рассмеялась.
Незнакомка нуждалась в помощи, это было очевидно.
– Пойдёмте, я провожу вас домой, – сказал я, снимая с себя куртку и набрасывая её на девушку. – Вы где живёте?
– Там… – Она вяло махнула рукой в сторону красивого и богатого особняка, расположенного среди сосен. Я помог подняться ей, и мы пошли вверх по косогору. Точнее, шёл я, а она брела с полузакрытыми глазами, опираясь на мою руку и бормоча что-то невнятное. Она говорила, что звери лучше людей, что они никогда не лгут, не предают, не унижают. Смеясь и плача одновременно, она сообщила мне, что я её брат, что она видела меня во сне в виде большого и доброго слона, который спасал её от лесного пожара. Иными словами, несла какую-то бессвязную и прелестную чепуху.